Тяжелый дождь - [Тяжелый дождь]

Посылать своего сына туда, где он в любом случае будет обречен на страдания, с целью подать пример обезьяноподобным – глупая затея, даже для неоднозначного персонажа. Напрасные жертвы никому не нужны.

А мне нужно двадцать минут. Очередной пятничный половой акт будет экзотичнее всех предыдущих. Мария, затылок которой я разглядываю в данный момент, приняла оксибутират натрия и теперь постоянно твердит мне: "Приручи суку".Мышцы на ее спине кажутся высеченными из дерева.

Во времена Александра Македонского греки любили белокурые волосы так же, как и мы сейчас. Мужчины и женщины отбеливали волосы различными водными и травяными настоями.

Наносили на волосы лимонный сок и втирали в них пепел, затем терпеливо сидели под палящим средиземноморским солнцем, чтобы обрести вожделенное сходство с единственной блондинкой греческого пантеона – Афродитой.

Бутират стимулирует выбросы гормона роста. Еще в восьмидесятых он продавался без рецепта, и приобретали его в основном культуристы, из-за способности вещества уменьшать количество жира, подспудно наращивая мышечную массу.

И, конечно же, побочный эффект в виде эйфории не остался незамеченным.

Я вытащил ремень и обвил им шею моей новоиспеченной партнерши. Сегодня и мне повезет.

Приручи суку.

Взвизги Марии перемешиваются со словами пастора Троя: "Если подуешь на искру, она разгорится, а если плюнешь на нее, угаснет: то и другое выходит из уст твоих".

Из уст девушки, стоящей предо мной на четвереньках, выходит все та же словесная комбинация. Не суждено ей разжечь пламя, или же убить его при рождении. Ни создать, ни разрушить. Беспомощная совокупность аминокислот.

Венецианки наносили на волосы кислое молоко и, пропустив их через отверстия специальной шляпы, подставляли лучам небесного светила.

Я представляю, как выглядит Каталина, проецируя на ее образ внешность Дэла.

Темные локоны, подчеркнутые скулы.

Слегка вздернутый нос, длинные ресницы, заостренные и приподнятые кончики глаз.

Скорее всего, она очень и очень худая. Ее брат упоминал об отсутствии аппетита. Судя по тому, что случилось с ихродителями, что-либо жареное Каталина есть не станет. Думаю, ее за это никто не осудит.

Я не знаю, чем руководствуется Дэл, нанимая меня в качестве любовника его родной сестры. Даже если она заговорит -ничего не изменится. Задумка остается непонятой. Бессмысленной.

Александр Грэхем Белл, изобретатель телефона, ни разу не позвонил своим маме и жене: они обе были глухими.Вспомнилось.

С другой стороны, карма – причинно-следственный закон. Может быть, смерть Иисуса – наказание за исключительность? Нельзя быть абсолютно "чистым" и оставаться при этом живым. Система не терпит сбоев. Тогда все мистическое начало истории о непорочно зачатом мальчике терпит крах.

Приручи суку.

Голос Марии кажется мне неживым. Словно, присунув ей, я нажал какую-то кнопку, активировавшую повторение неуместной фразы. Я трахаю тело. Не девушку и не человека. Просто туловище.

Я чувствую отвращение. Мне хочется как-то наказать себя. Каждый раз, когда я даю в рот какой-нибудь шлюхе. Или усаживаю на член очередную наркоманку. Я знаю, что молния не поразит меня с незримых высот, воздав тем самым за все греховные деяния. Более того: нет никакого Бога. Некому сводить со мной счеты, нет такого существа, которому я жаловался бы перед сном, утирая скупую слезу раскаяния. Мне не за что просить прощения, и я не нуждаюсь в помощи.

Пастор не унимается: "Нас почитают обманщиками, но мы верны; мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не умираем; нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем".

Я спрашиваю Марию, чего она хочет?

– Приручи суку.

Затягиваю ремень покрепче.

– Приручи… – писк превратился в хрип.

И вот она, секунда, ради которой ты и приходишь в эту церковь. Слушаешь доброго пастора, пыхтишь и напрягаешься.Мы работаем и рискуем ради одного – моментального счастья.

Еще около десяти минут я сидел в исповедальне и разглядывал плесень. Серое полотно, застелившее участок потолка, напоминает обо всех моих партнершах, побывавших здесь. Каждый безликий комочек – свидетель свального греха – стал страницей в дневнике моих похождений. Чем дольше я всматриваюсь, тем явственнее проступают имена всех жриц любви, прелюбодействовавших вместе со мной.

В церкви воцарилась тишина. Джанки разбрелись по своим убежищам. У них впереди тяжелая неделя. Семь дней в ожидании пасторской благодетели.

– Давай уже выходи, самец. Жду тебя на улице.

Признаюсь, я немного испугался. Но голос показался знакомым. Дэл.

Откуда он знает, где меня искать? Что он вообще здесь делает? Я в спешке застегнул ширинку, платком вытер пот со лба и, перешагивая через Марию, направился к выходу.

– Всю проповедь я слушал, как тебя просят приручить какую-то суку. А ты – тихоня, когда кончал, просто скулил. Ни тебе диких криков, ни непристойных междометий. Это хорошо.

Я не эксгибиционист, говорю. Спрашиваю, зачем он здесь?

– Скажем так, я выполнил все заказы и хочу прогуляться.

– Эпоксидные лаки – это растворы эпоксидных смол в органических растворителях. В бытовых условиях эпоксидные лаки нередко используются для приготовления шпатлевок, склеивания и изготовления сувениров.

Изнутри жилье Дэла похоже на магазин подарков.

– Диэпоксибутан, подобно многим другим эпоксидным соединениям, может вызывать ожоги кожи с образованием пузырей, раздражение глаз и дыхательной системы.

Я спросил, зачем мне эта информация?

– Контакт с кожей мезоформ диэпоксибутана приводит к образованию опухолей у мышей, в том числе чешуйчатой карциномы. Ты ведь не грызун?

Нет, говорю.

– Тогда перестань задавать глупые вопросы.

Меня не покидает ощущение скованности. Я хочу сказать, в доме столько различных изделий, что боишься сделать шаг. Ими заставлены все полки, несколько штук лежит за диваном, пара на широком подоконнике.

В замках главный зал был многофункциональным помещением – суд и трапезы происходили в нем, там же давались представления с музыкой и танцами, акробатами и жонглерами.

Общие столы были разборными, а на ночь зал превращался в место для сна.

В ранних замках господская семья спала в дальнем конце зала, за возвышением. Это место было отгорожено перегородкой или даже занавесом. В поздние времена к главному залу были добавлены палаты, использовавшиеся в качестве спальни.

Маленькие прихожие современных домов – это все, что осталось от огромных залов средневековых замков и поместий. Палаты стали спальнями, обставленными миниатюрной мебелью Джиотто или Метрополь.

Не от того ли мельчает совесть, что стены начинают сдвигаться?

Что вы скажете, когда вас случайно раздавят, не заметив, как вы переодеваетесь в своем микроскопическом будуаре?

– При подкожном и внутрибрюшном введении изомеры вызывали местные саркомы у мышей и крыс.

Крошечные ванные пришли на смену греческим термам. Малюсенькие сауны вытеснили римские бани, выполненные из мрамора и украшенные мозаикой. Разваливающиеся тесные качалки и тренажерные залы сменили палестры – гимнастические школы, где юноши могли заниматься бегом и борьбой, метанием копья и диска, плаванием и гимнастическими упражнениями. Я чувствую, что уменьшаюсь.

Прогресс не оставляет нам выбора.

Крысы и мыши на игле минимизации личного пространства. Карциномы модных каталогов итальянской мебели. Саркомы рекламных роликов, взывающих к ничтожеству.

– Следуй за белым кроликом.

Это Дэл так пригласил меня подняться на второй этаж. Он подвел меня к одной из дверей.

– Сейчас я покажу тебе комнату Каталины, а ты скажешь, как тебе.

Дэл повернул ручку, и меня окутала прохладная полутьма. Щелчок выключателя. В глаза бросилась знаменитая "усиленная перспектива" Палладио, воссозданная самим "художником" Дэлом Симмонсом.

Я вошел в крохотный "Олимпико".

Викторианские красные и лиловые тона, плавно переходящие в пастельные оттенки голубого и розового а-ля рококо, придают смысловое ощущение единства спальне Каталины,находя завершение в лунном свете, врывающимся в окно – символ Барокко. Темная сторона Дэла. Тяга к прекрасному, контрастирующая с напускной циничностью. Все его красноречие уложено в несколько квадратных метров.

Дэл любит свою сестру.

Он хочет, чтобы я знал об этом. Я тоже люблю свою "сестру" Хилари, контракт обязывает. Но в чем разница? Если любовь заключается в действиях, тогда кровное родство – всего лишь незначительный пункт в списке общего между двумя людьми. Я люблю миссис Бальмонт, потому что выношу ее мусор, готовлю для нее ужины и смотрю с ней телевизор. Дэл превращает спальню сестры в произведение искусства, а я интересуюсь в деканате успеваемостью Мадлен Форман, как самый настоящий отец.